ПУТИ, КОТОРЫЕ ОНИ ВЫБИРАЛИ (Очерк Юрия Сидоренко)

ПУТИ, КОТОРЫЕ ОНИ ВЫБИРАЛИ

Очерк Осень 2018.

Конец октября, а зелень на деревьях легко мирит осень с летом. Конец ноября обычно пугает морозами за двадцать, но и здесь сбой в программе, словно зима сомневается, быть или не быть. Оставленный птицам виноград отчетливо скрипит сахаром на зубах. Я с давним приятелем, искушенным виноградарем и виноделом, Николаем Васильевичем Михайловым, чей виноград на фото, - в его кондиционированном офисе в центре города. Главные темы, конечно же, - виноград и причуды погоды. Во дворе офиса полтора десятка кустов амурского винограда останавливают даже случайных прохожих. Виноград в центре нашего города, вместо вязов и тополей, уже нонсенс, но это отдельная тема. Похожая осень была в 2005-м. До ноября погода так же удивляла летними декорациями. Однако зима свое отыграла: на моем винограднике термометры фиксировали минус тридцать восемь. Пострадали и груши, и яблони, и виноград.

Индикатором - сорт Таежный, который нередко радовал рекордными урожаями. Но в лето 2006-го он «радовал» только рекордным приростом. Других зимостойких сортов у меня тогда еще не было. - Наверняка и эта зима что-нибудь выкинет, – невольно жду от собеседника подтверждение своим мыслям. – Даже интересно, все повторится или будет что-то новое?

- Новое гарантировано. Осенняя аномалия очевидна. Кстати, пока хорошая погода, в самый раз съездить бы в Оленье. Людмила Павловна звонила…

- Конечно, едем. Амурский, судя по погоде, должен бить там все рекорды. День на сборы, и мы на трассе Саратов-Волгоград. Привычная за тринадцать лет дорога. Пять часов, и по левую сторону на горизонте знакомое пятно Волгоградского водохранилища. Прижатое к холмистому правому берегу, оно тоже в движении, как живое зеркало. Километровый спуск трассы, и – Оленье. По левую сторону от шоссе линейка одинаковых одноэтажных домов из белого кирпича, убегающих к водной глади. Улица Виноградная. Дом пять на краю села, в сотне метров от воды. Знакомая калитка. Вместо замка сухая ветка.

Звоню по мобильному. - Людмила Павловна, вы дома? - Да, да, заходите. Ветку не выбрасывайте, я внука просила калитку подпереть, чтобы не болталась. Сама уже не встаю… От калитки до дома с десяток шагов. Справа, как намек на забор, скособоченный штакетник, оплетенный виноградом. Чуть дальше старая яблоня, на которой паутиной та же виноградная лоза. Под водосточной трубой на углу дома металлическая бочка. Вода на донышке. Точнее - намек на воду. Летняя норма осадков, как в азиатской степи. Местный парадокс. Пустыня наступает, хотя вода вот она, рядом. Все, как в прошлом году, в позапрошлом, как и тринадцать лет назад, когда я был в первый раз. Однако время здесь застыло 28 августа 2010…

Вход в дом – сени, как продолжение сарая. Следующая дверь в крохотную трехметровую кухню. Вдвоем здесь уже тесно. Далее метровый коридор между двумя комнатками по десять квадратных метров. - Здесь я, здесь. – голос Людмилы Павловны. Поворачиваем на голос. Стеллажи с книгами, картины с красивой размашистой подписью бывшего хозяина дома, диван, стол и полтора квадратных метра относительно свободной площади.

- Присаживайтесь на диван. Извините, что не встаю. Без чьей-то помощи не подняться. Протискиваемся между хозяйкой и диваном. Какое-то время молча разглядываем друг друга в дневном полусумраке. Окна заклеены пленкой еще лет десять назад. Временное и вечное тут рядом.

- Да-да, годы - птицы, хоть каждый день оглядывайся - не догонишь, - Людмила Павловна читает мои мысли.

- Вот сижу, книги перечитываю, в архиве его копаюсь. Долго, правда, не могу. Нервы не выдерживают. Плачу… Вечер последний с ним вспомнила. Накануне 28 августа сидим, про осень думаем, про какие-то дрова, уголь... Его неделю только как выписали из больницы после инсульта. Он вдруг так пристально-пристально смотрит на меня и говорит: «Спасибо тебе, Людмила Павловна! И прости меня. Если бы не ты, я бы ничего не сделал...» Прощался, прощения просил. А я только на другой день это поняла.

Переглядываюсь с Николаем Васильевичем. Как далеки мы сейчас от ее состояния. Примчались на день, а к вечеру бы опять на саратовскую трассу вернуться. И надо еще в магазин с хозяйкой проехать, и в доме какой-нибудь гвоздик забить, и на виноград бы глянуть. Мы ведь – оказия, случай. Внук, Роман, когда еще приедет…

- Не знаю, что там с виноградом? Килограмма три-четыре, может, висит, – она опять читает наши мысли. – Почти не выхожу. Присаживаюсь так, чтобы можно было встать, за что-то уцепившись. Отбегалась.

- Людмила Павловна, - почти перебиваю ее. – Может, так поступим. Мы с вами беседуем, а Николай Васильевич пока обследует виноградник. Да и в магазин, наверное, надо?

- Не беспокойтесь. Роман недавно был. Все купили. Можем беседовать. Похоже, время сегодня на нашей стороне. Пытаюсь собраться с мыслями. Вопросов много. Но с каждым приездом их почему-то все больше.

- Вот обнаружила его давний рентгеновский снимок, - возвращает меня к реальности Людмила Павловна. - Александр Иванович, когда переехал с родителями в Козлов - нынешний Мичуринск, то в девятом классе заболел малярией. Место влажное, болотистое. Сухие вещи за ночь мокрыми становились. Днем на себе досушивал. Малярия его так достала, что позвоночник стал разрушаться. Пятый, кажется, позвонок. Этот снимок и обнаружила.

- А как же его в армию брали?! Он же всю войну прошел!

- В действующую армию его не взяли. Врачи испугались цвету его кожи и невероятной худобе. Как он сам говорил, «годы бесконечной тряски». Желтый весь был от акрихина, которым его лечили. Позже брат, Яков Иванович, когда работал в Центральной генетической лаборатории в Мичуринске хинин ему достал. Мичурин тогда еще был жив.

- Тесные были отношения?

- Иван Павлович Потапенко был у Ивана Владимировича основным специалистом по винограду. Александр Иванович в то время ходил в кружок пионеров, который тоже помогал Мичурину в его работе. В Петровском, на Ставрополье, его семью готовы были «раскулачить». Уже на телеге сидели. Иван Павлович, Евдокия Борисовна и пятеро детей, с младшим замыкающим Шурой Потапенко. Рядом уже красноармеец с винтовкой «кулачье» караулил. И тут вдруг телеграмма от Мичурина. «Собирайтесь в Козлов…»

- Да, вспоминаю, мне Александр Иванович с улыбкой еще рассказывал, как на призывном пункте военком, узнав, что отец, Иван Павлович, занимается селекцией винограда у Мичурина, пытался найти призывнику Потапенко место побезопаснее и отправил в подразделение пиротехников. А вышло, что опаснее не придумаешь. Правда, про неопасные войны я не слышал! Сколько рядовой солдат жил на минувшей войне? В Сталинграде - 24 часа, если делить погибших на время боев. Такая «живая» статистика.

- Кому-то везло больше, кому-то меньше. В Мичуринске, в сорок первом, когда немцы к Москве рвались, одна из бомб упала под железнодорожную насыпь. Не взорвалась. Ушла глубоко под землю. А на подходе наш состав с подкреплением. Потапенко, как пиротехника, послали разминировать. Чтобы пролезть в узкое отверстие, оставленное бомбой, ему пришлось раздеться до трусов. А на улице зима, мороз. Все отошли на двести метров, чтоб осколки не задели. А потом чуть не забыли про него. Он в яме восемь часов просидел, пока сумел обезвредить. Наощупь, в полной темноте докапывался до нее. Бомба ушла на тринадцать метров. Когда взрыватель доставал, молился впервые в жизни. Взрыватель оказался завернутым в бумагу. Когда вылез, бумагу развернул, в ней карандашом начертано: «Рот фронт». Немецкие антифашисты расписку оставили.

- Он же чуть не тысячу бомб и мин обезвредил. Откуда эти данные?

- С войны вернулся с большим фанерным чемоданом, набитом бумажками - справками по каждой разминированной бомбе, снаряду, мине. По этим справкам потом всю войну вспоминал. За каждой кресты маячили. Когда мы из Новочеркасского института уезжали в Оренбург, он этот чемодан вынес во двор и сжег. «Все, с войной покончили мы счеты!» - сказал.

- Но о той первой бомбе, с письмом, бумажку оставил.

- От всей войны - одна бумажка?!

- Нет, еще десять кисточек, две коробки акварельных и коробка пастельных немецких красок. Привез из Румынии. В сорок пятом, в ноябре его демобилизовали.

- В чемодане со справками поместились только кисточки и краски?

- Да, справки и краски. Если найдете советское издание ампелографии, там его рисунки сортов винограда. С натуры рисовал. Разложит кисти на столе и буквально копирует. Все его книги с его же рисунками. В любую свободную минуту за краски. Я сама на его картины смотрю и смотрю. Живые. Даже листья будто дрожат. Везде – виноград. Мы и виноград – одно целое. Он - наш жизнь. Марина, дочь старшая, царство ей небесное, сказала как-то: «Мы все легли на рельсы амурского винограда».

- Так жестко?! Александр Иванович, когда уже в Новочеркасске жил, работал бригадиром в теплице. Так он там все покупал за свои деньги, от лопат и секаторов до лампочек. Брат, Яков Иванович, был директором института, но не мог принять его на работу, родственные связи не позволяли. Я на метеостанции работала. Зарплата у меня девятьсот рублей. У него шестьсот. А буханка хлеба полтора рубля, ливерная колбаса – 22 рубля. В доме трое детей. Все время что-то нужно. Жили на такие копейки, что не приведи господь… Я все пыталась хоть где-то что-то подработать. Все же на мне было. Семейные деньги уходили на селекцию.

- Он диссертацию защитил? В 1969 году он закончил книгу «Биорегуляция развития растений», которую Иван Семенович Шатилов, тогдашний председатель ВАСХНИЛ, назвал готовой докторской диссертацией. На следующий год я поступила заочно в сельхозинститут. А он поступил в 1972. Но окончили вместе, в 1974. Он успел это сделать за два года. Диплом агронома защищал по биорегуляции растений.

- По докторской, написанной до поступления в институт?! – не могу удержаться от вопроса.

- Да, Шатилов звонит Якову Ивановичу: «Такая работа! Это же готовая диссертация! Пусть хоть приедет, покажется у нас. Сразу докторскую получит». Так нет же, куда там? Виноград в поле важнее. Говорил: «Я свободный агроном. Некогда мне бумажной волокитой заниматься». А сам все время учился. Статей его сколько по журналам! Даже по орнитологии. Птиц любил! На губной гармошке им подыгрывал. Открываю книгу «Биорегуляция развития растений». «…между живым и неживым нет сколько-нибудь резко выраженной грани. Жизнь в своих элементарных формах – постоянное свойство материи, хотя и проявляемое только при определенном (жидко-кристаллическом) состоянии вещества в довольно узких температурных рамках».

- И ЭТО написано в 1969 году?! Напомните, где он учился? - В Мичуринске, во время войны, умудрился десятый класс закончить. Днем снаряды обезвреживал, а вечером в школу ходил. Ночами рисовал. Самоучкой стал членом Союза художников СССР. Самоучкой выучил немецкий, английский, турецкий… Он без конца чему-то учился, что-то все время преодолевал: малярию, снаряды, учебу, невежество в науке… Все были против амурского винограда. Даже брат, Яков Иванович, ему говорил: «Я не верю в твою селекцию. Не бывает обоеполого амурского». И спор проиграл. Правда, об этом не узнал. Якова Ивановича в 1974 году не стало. После его смерти Александра Ивановича назначили старшим научным сотрудником. Уже можно было.

- Амурский Прорыв, кажется, в 1990 году появился?

- Да, Александр Иванович с его появлением так и сказал: «Ну, вот и все. Главное сделано! Это прорыв! Дальше селекция пойдет как по маслу. Но нужны энтузиасты. И тысячи сеянцев, чтобы иметь сотни, тысячи амурских сортов. Таких же, как у витис виниферы. В амурском винограде есть все».

- И снова прав, - перебиваю Людмилу Павловну.

– У меня до сотни амурских сеянцев. Сажать некуда, а браковать почти нечего. Все разные, от сверхранних до поздних. Не болеют, технологичны, устойчивы к окислению, есть отличные красильщики. Урожайность зашкаливает. Как на аргентинских виноградниках. Куда уж больше? Выход сока 70%. Сахар – 23-24%. Максимальный – 28-30%. Но кислотность не ниже семерки. У меня на беседке, по заборам растет, без укрытия. Вкус? Глаза округляются, кто пробует… Оборачиваюсь на стук. В дверях Николай Васильевич. Взгляд такой, что я понял: он увидел нечто. Разговор обрывать не хотелось. Некоторые подробности слышу впервые. Но в отличие от Николая Васильевича мы засиделись. С моей помощью Людмила Павловна тяжело поднимается. Двор. Солнце уже за домом. Но виноградник освещен. Почти вся доступная селекция сейчас на этом пятачке за штакетником. Десятка три-четыре кустов на шести сотках. Сквозь крону яблони просвечивает забор. Лист все-таки облетел. Поодаль, на светлой шиферной стенке, гора кистей. Слов нет! Как-то сразу заработал внутренний счетчик: без хозяина восемь лет. Значит, к кустам лет десять никто не подходил. Минимум. Выходит, саморегуляция амурского винограда доказана временем!

- Сколько здесь, сто, двести килограммов? - Больше. Раза в два.

- Николай Васильевич более точен. Он собирал здесь виноград на пробу для вина и может оценить количество. Пробую ягоду. Знакомое похрустывание на зубах. Боже, какой сахар! И приятная кислинка все равно чувствуется. Изумительный баланс! Но собирать виноград мы не планировали! Никто не ждал такого великолепия. Зима на носу. Солнце на закате. Успеть бы оглядеться. Перелезаю через переплетенные кусты, вдоль того, что было шпалерой. От нее лишь провисшая до земли проволока, сломанные колья. Кто-то, может, шагал, как и я сейчас, торопливо раздвигая, пригибая лозу. Вот где-то уже треснуло. Не сломать бы. Или урожай был такой, что все пригнул к земле? Впереди, по забору, странная рыхлая кисть. Ягода овальная, крупная для технического. Но вкус знакомый, амурский. Лист кожистый, шершавый. Рисунок и структура - стопроцентного амурца. Вот так находка! Зову Николая Васильевича. Он удивлен не меньше. В прошлом году ничего подобного не видели. Новый сеянец. Как на заказ, из той будущей тысячи, упомянутой Потапенко.

- А вот еще какой-то.

– Николай Васильевич протягивает небольшую кисть с белой ягодой. Ее овальный бок неестественно алый. Будто краской мазнули. Размер, как у столового. Оказалось, это уже работа Людмилы Павловны. Заплодоносили ее амурские сеянцы, которые она аккуратно высаживала, пока еще были силы. - В амурском полку прибыло! – итожу нежданный результат.

- Как говорил Потапенко, «после Амурского Прорыва все пойдет, как по маслу». Так что все подтверждается: «амурская винифера» на марше! Две первые столовые формы!

- Ведущего нет, но работа кипит пока есть кому продолжить дело.

- И, заметим, результаты гарантированы. Идеальная организация любого дела.

- Беспилотный режим. Посадил. Забыл. Урожай готов. Как в лес, по грибы!

- Хорошо бы еще в поле посмотреть, что там? – смотрю на приятеля. Все-таки за рулем он. Николай Васильевич молча кивает. Он все еще под впечатлением находки. Вот она азиатская степь. Выжженная солнцем трава. «Дастер» медленно одолевает рытвины, кочки. Виноградник, или что от него осталось, в полукилометре от нас. Неподалеку лесополоса - сухие остовы бывших деревьев. Береза, дуб, сосна… - пеньки. Солнце нещадно. Хотя в сотнях метров гладь водохранилища. Но и оно бессильно, если нет человека. Бетонные трубы видны издали. Надежная конструкция. Хотя вон, какие-то покосились, есть поваленные… Проволока на земле. Редкие тонкие прутики серой безжизненной лозы. Увы. Виноградное кладбище. В середине довольно длинной, метров на сто, шпалеры, сквозь жухлую траву пробивается робкая зелень виноградных листьев. Присаживаюсь на корточки, на колени… Гм, живой кустик. Уцелел в этой «марсианской» пустыне. А вот, чуть дальше, еще один. Ну, этот хоть поживее и повыше… Ползаю на коленях… Из сотен кустов в живых, увы, с десяток. На некоторых даже ягодки. Немного, но тем дороже. Вот вам и амурский виноград. С момента новоселья лет тридцать минуло. Арифметика несложная, но ей нет цены. Это же генетический материал на засухоустойчивость! Раз волгоградская степь столь щедра, попытаемся пристроить у себя этот «подарок неба». Может, «каких-нибудь» лет двадцать, и амурская «винифера» вправду заселит Россию. «По маслу» или нет, но перспективы все интереснее. Аккуратно запихиваем «виноградных бедуинов» в пакеты. Посмотрим через год, что с ними будет на биогумусе, навозе... Очень может быть, что на моем, напоенном водой, острове им что-то не понравится, хотя песок такой же! Читатель, прости! Сейчас, вот в это самое мгновение, когда я пытаюсь передать словами хоть частичку того, что накоплено за годы знакомства с Потапенко, я понимаю, как тихоходен мой язык. И как много несказанного навсегда останется несказанным. Но за Потапенко говорят его книги, которые еще надо осмыслить. Перечитывая, улавливаешь все новый и новый смысл, подтекст. За «Биорегуляцией развития растений», далеко не легкой для чтения книгой, выстраивается очередь, желающих ее прочесть! «Взаимодействие атомов и молекул, порождающее явление жизни, чрезвычайно сложно и многообразно. Напрасно было бы сводить его только к тем взаимодействиям, которые изучены в современной физике и химии. Как ни велики успехи этих наук, их рамки слишком узки для огромного непознаваемого мира самоорганизующихся свойств материи. Особое значение в явлениях жизни имеет самопроизвольная подвижность межатомных и межмолекулярных связей… возрастное состояние определяется эволюцией особых зарядов, характеризующихся в разные периоды жизни противоположными знаками… искусственно генерировать эти заряды и сообщать их живым организмам…изучить биофизическую природу зарядов… Успех в этом деле означал бы полное овладение процессами возрастных изменений». Звучит нереально даже для сегодняшней академической науки. Хотя это, напомню, 1969 год. А наблюдения, мысли –это же много раньше. Конечно, война с ее ежеминутным балансом жизни и смерти «добавила» качеств в сверхспособности А.И.Потапенко, выстроив его запредельную, в том числе научную, интуицию. И.С. Шатилов, похоже, хорошо понимал, о чем и о ком речь. Отсюда его настойчивые звонки Якову Ивановичу Потапенко. «Русский зимостойкий виноград», «Тело и дух..», «Климат и тайна двух биосфер», «Русь и Хазария»… - эти книги появились уже в новом веке. Понимаю, что цитаты не дают полноты картины, выстроенной жизнью. И все же процитирую кое-что из книги «Климат и тайна двух биосфер». «Физика и химия исходят из убеждения в унифицированности частиц вещества. Для этих наук практически отдельных молекул, атомов, электронов не существует. Биология как наука начинается с признания за каждой частицей материи своей психогенной индивидуальности, своего «я». Индивидуальность частиц вещества, в принципе, известна на примере воды. …неповторимость свойственна всей материи. Она неизвестна только потому, что невостребована практически». Поневоле задумаешься о «неисповедимости» земных путей. Что же мы ищем, каждый из нас и все вместе? Что-то, ни на что не похожее? А что надо искать, субъект, явление? А как искать? А зачем? А если нет моральной мотивациии, что остается? Растолкать всех и схватить свой кусочек пирога? Мир «под одну гребенку» или под «удобным» мне одному углом? А нужен ли другим такой мир? А.И. Потапенко родился в Ставрополье в селе Петровское (ныне Светлоград). Кто заглянет в историю, это же – хазарская некогда земля. Однако и Дубовский район, в котором село Оленье, те же хазарские земли. В местном музее есть артефакты. Вот такая жизненная петля. Внутри неё Новочеркасский институт виноградарства и виноделия, в сотне метров от которого Потапенко находит потрясающие древнегреческие артефакты (читайте его книги). Опорный пункт в Оренбурге. А в итоге - новые страницы даже в истории Руси и Хазарии. Господи, да сколько же всего стоит за этим человеком! Личное знакомство с М.Шолоховым, Л.Гумилевым, дружба с Туром Хейердалом… Фронт, картины, книги, история, археология, виноград… «Не забудьте про медаль Александру Ивановичу от монастыря Нило-Столобенской пустыни, что на Селигере», - просит Людмила Павловна.

– Медаль за создание культурного амурского винограда. Его в монастыре выращивают. Он им очень нравится». Не забыл, Людмила Павловна, пишу! Не забыть бы в гуще этой удивительной Жизни и Судьбы еще про виноград! В Приморье, на родине амурского винограда, с формами Потапенко работал Олег Александрович Гальвер. К сожалению, он рано ушел из жизни, но что-то успел. Одна из отобранных им форм мне понравилась, как отличный виноматериал. В «Атласе северного винограда» М.Ф. Абузова он предложил обратить внимание на количество возвратных скрещиваний, проведенных Потапенко, для получения устойчивых к болезням форм. Пять поколений - это тот минимум, за которым возможен Амурский Прорыв, радующий отсутствием болезней и химобработок. За ненадобностью. На эти пять поколений ушло с полвека. Однако ничто сейчас не мешает двигаться дальше. Добавить пару поколений, генераций, если, конечно, правильно выстроить генетику родительских пар.

- Проще, - нередко слышал я от Потапенко.

– Проще! Это значит образ должен быть понятным. И доступным. В моем понимании - это десяток или два десятка лет на создание новых, все более идеальных, сортоформ. Амурская пешка – уже полноправный ферзь. Русский зимостойкий виноград на марше. Но не менее важно, кто сделает следующие ходы, хотя, может, уже и сделал. За плечами Потапенко дикий амурский виноград, чудесно преображенный в культурный сорт. Он по факту вооружил армию виноградарей-любителей принципиально новым видом и новыми селекционными методиками. Беспрецедентная во времени селекция дала беспрецедентный результат! Если вести отсчет от первых гибридов Потапенко с амурским виноградом, то это – 77 лет. Начало в 1934 году. Об этом упоминает всесоюзный журнал «Юный натуралист» за 1935год. «Пионер-мичуринец Шура Потапенко опылил французский сорт Мадлен Анджевин пыльцой амурского винограда и ждет первый гибрид». У меня над письменным столом акварель А.И. Потапенко. Пасмурный весенний день 1934 года. Деревья еще голые. На дороге, снег, лужи… Мальчик на запряженной лошадью телеге въезжает в Мичуринск. Мальчик – это двенадцатилетний Шура Потапенко. 77 лет виноградной селекции у него еще впереди. Это его огромная, насыщенная событиями почти бескрайняя жизнь. Но для нас и тем более для планеты это – миг. Прошлый век. Время, как вода, вымывает все и вводит новые действующие лица. Винограду явно «повезло»! Как растение и продукт, он «вдруг» становится общепланетарной культурой! Не «бананом - ананасом», каким он был для нас еще вчера. И это уже совсем другой масштаб!!! Винограду, как сельхозкультуре, подвластны теперь пространства, где он принципиально быть не мог! Витис амурензис используется даже в Европе, в которой и «своего» винограда хватает. В Германии, например, все новейшие гибриды непременно с амурской кровью. В первую очередь из-за вкуса! Да и погода уже достает. У амурского винограда такой спектр возможностей, каких известные сорта никогда не имели. Пока готовился этот очерк, мне позвонил наш соотечественник Владимир Василенко. Родом из Камышина. Он много лет живет в Германии, выучился на энолога, работал на винодельческих фермах. С разрешения Людмилы Павловны Потапенко он собрал тот бесхозный урожай, который мы увидели в Оленьем, а читатель - на фото, и сделал пробное вино. И вот его заключение. - Вино получилось отличное, хотя урожай и «перевисел». Результаты химанализа в немецкой лаборатории удивили персонал сверхвысокими параметрами природных полифенолов. Антиоксидантов, ресвератрола, кверцетина… Они в разы больше, чем у витис виниферы. Все, заканчиваю очерк. Иначе в пафос занесет… Хотя извините. Опять телефонный звонок. Мой приятель Алик Ефремов. Для читателя - Альберт Валериевич.

- Привет, ты вечером свободен?

- В каком смысле?

- Хочу заехать к тебе с Мариной. Попробуем мое домашнее вино… Вот так. «Неожиданное» продолжение очерка. Алик, бывший чемпион области по рыбной ловле, оккупировал один из волжских островов, на котором лет пять-шесть выращивает амурский виноград из семян Амурского Прорыва… Проба удалась. А что в «электронке»?

Ну, вот, пожалуйста, еще одна «случайная вишенка на торте», - письмо от Юрия Исаевича Губатова, издателя, по просьбе которого как бы и пишу эти строки. Но теперь пишет он: «Наконец-то попробовал домашнее вино из Амурского Прорыва. Товарищ сделал. Черенки были от Людмилы Павловны Потапенко… Вино БОЖЕСТВЕННОЕ!»

P.S. Амурский Прорыв в госреестре. Авторское свидетельство №71995 от 30.03.2018. Авторы: А.И. и Л.П. Потапенко.

Да, чуть не забыл про осеннюю аномалию 2018. Снег лег на предельно сухую землю. В Саратове на 3 февраля – ПЯТИКРАТНАЯ норма зимних осадков!? После книги «Климат и тайна двух биосфер», это уже сильно не удивляет. Но следующий виноградный сезон пока под снегом…

Юрий Сидоренко. Саратов. Январь- Февраль 2018 г.